СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УДМУРТИИ, ИЛИ ЭПИЛОГ II К КНИГЕ «КАК НЕ СТАТЬ ШПИОНОМ»
Justin Lifflander
Джастин Лиффландер
3 декабря 2015 г. (Удмуртская Республика, г. Ижевск) Как только я ступил на платформу, бабахнул басовый барабан, и начальные ноты «Коронационного марша» Чайковского понеслись из вокзальных динамиков прямо в уши пассажиров, прибывающих из Москвы.
«Это вы для меня музыку заказали?» - спросил я своего друга Евгения Одиянкова, который пришел меня встречать вместе с выросшим сыном Сашей. Глаза Жени озорно поблёскивали так же, как во время нашей первой встречи 26 лет назад, только брови поседели.
«Конечно, товарищ Устин Матвеевич! » – ответил он. – «Все по-партийному как всегда.»
Направляясь к машине, я задумался о парадоксе Чайковского. Достойнейший сын России, навеки ставший одним из глобальных символов ее культурного наследия, был человеком нетрадиционной сексуальной ориентции. А его родина, наоборот, во всем мире имеет печальную репутацию страны, в которой бушует гомофобия. На самом деле всё не так драматично. Просто Россия сейчас находится на этапе «не спрашивай, не рассказывай» –так было раньше в американской армии. Это правило, кстати говоря, было отменено конгрессом только в сентябре 2011 года. То есть Россия отстает всего на четыре года.
За время, прошедшее с 2008 года, когда я приезжал сюда в последний раз, Ижевск заметно похорошел. Михайловский собор восстановлен полностью и занимает большой участок в центральной части города. Когда в 1937 году коммунисты взорвали тот собор, что был изначально, они хотели пустить кирпичи на строительство новых домов, но кирпичные глыбы им не поддались, так же, как православная вера, упрямо не желавшая покидать русские души.
Частная клиника, которой руководит Женя, является воплощением его давнего принципа:
«Мы стараемся лечить не только тело, но и душу и воспринимаем любого, кто обратился к нам за помощью - как близкого родственника.»
Тот же подход лежал в основе доверительных отношений между американскими инспекторами по РСМД и кардиологическим центром, который Женя тогда возглавлял. Немаловажными составляющими нашей дружбы были и радушие его коллег, и музыкальные таланты его младшего брата Юрия.
Моей первой лекции на тему «Удмуртский рецепт для лечения проблем глобального сотрудничества” слушатели внимали стоя. Надо сказать, на тот момент это была самая большая моя аудитория: 28 работников клиники втиснулись в комнату на столько же квадратов, и даже меньше. Пришли и ветераны из кардиологического центра, они кивали, вспоминая о былом, пока я рассказывал об истории «холодной войны» и о том, какую роль играла в ней Удмуртия.
Представление начинается
Затем меня отвезли в клуб «Оглоблин» (названный не то в честь конькобежца, не то в честь какого-то специалиста по насекомым). Там происходило одно из заседаний Всемирного клуба любителей высокохудожественной самодеятельности (несколько нескромное название для скромной группы непрофессиональных музыкантов и певцов). Председателем этого клуба является Юрий Одиянков, он там и импрессарио, и организатор, и пропагандист. При этом он ещё и здорово играет на губной гармошке, гитаре и клавишных – а демонический смех его определённо покрывает басовый диапазон.
У Юрия такой интеллект, и столько таланта, что он может одновременно совершать столько дел, сколько под силу разве что Гераклу. Во время репетиции он неистово носится пальцами бывшего хирурга по клавишам, одновременно посвящая меня в премудрости филологии, философии, политики и истории.
Я взял перерыв в просвещении, чтобы поболтать с господином Шацким, чья загадочная, непостижимая ухмылка говорила либо о том, что он успел довольно много посидеть в баре, либо о том, что он знает о чём-то таком, что остальным неведомо. Шацкий выглядел моложе своих шестидесяти с лишним лет. Он охотно рассказал, что нужно делать, чтобы прожить вторую половину жизни в счастье и здравии: одежду носить удобную, но дорогую – особенно обувь, которая должна дышать; по возможности ходить по-большому не реже трех раз в день, а при осуществлении этого процесса (вне зависимости от результата) разминать мимические мышцы, изображая самых разнообразных животных. И, наконец, последнее правило: никогда и ни за что не подставлять голову под душ! Я всё записал.
Поющие бабушки в один миг прославили Удмуртию в хорошем смысле, составив конкуренцию Чайковскому и ядерным ракетам – благодаря успеху на конкурсе «Евровидение» в 2012 году. B тот вечер среди выступавших их не было. Менее известные местные певцы громогласно исполняли классические номера, например, Heartbreak Hotel и I Put a Spell on You, аThe Night Chicago Died спели просто сногсшибательно, причём с таким английским произношением, какого мне не достичь никогда. Между иностранными песнями вставлялись классические хиты на русском: «Больше не встречу» и «Кто тебе сказал?» Я бы посоветовал некоторым исполнителям бросить работу и уйти на профессиональную сцену.
Несколько человек из оригинального состава исполнителей «Докторской оперы» исполнили финал «Надежды». А потом меня оставили на сцене одного, и я как-то слишком нежно спел песню Нэта Кинга Коула The Very Thought of You. Раньше мне не доводилось петь в сопровождении живых музыкантов, и я вдруг понял, что отчаянно ищу глазами экран со словами, как в караоке, но не нашел. Когда песня была допета до конца, несколько человек проснулись и похлопали мне из вежливости, за что я был им крайне благодарен.
Испытывая в равной степени гордость, стыд и облегчение, я направился в бар, дабы вознаградить себя за труд.
«Извините, коньяка «Белый аист» у нас нет», ‑ сказал бармен.
«Не может быть! – ответил я. – В советские времена этот чудесный молдавский напиток завозили сюда цистернами. Должно ведь хоть что-то остаться!»
Бармен помотал головой и, пока я изучал меню, занялся подогреванием коньячного бокала (так меня не обслуживали даже в лучшем баре Манхеттена!). Я выбрал какой-то «Kхэнэсси». Oн оказался неплох, однако не было в нём того железного послевкусия, которым отличалась ныне вымершая птица.
После концерта мы поехали по лесной дороге на тот берег пруда, где находится дача Жени. Над нами вспорхнула птица, возможно филин, когда мы проезжали под большим деревом. На ужин был подан сезонный деликатес: пельмени из лосятины. Интересно, кого стоило благодарить за мясо – хороших охотников или плохих водителей? На курятину это мясо точно не похоже. У него слабый привкус хорошо выдержанной говядины.
ВОТКИНСК
В пятницу, в полдень я со своими книжками загрузился в «Ауди» Жени, Саша сел за руль, и мы отправились в эпицентр: Музей истории Воткинска. Саша могуч, коротко стрижен, на ногах его кожаные сапоги, и я уверен, что он предпочёл бы прокатить меня на своем мотоцикле. Поскольку мы оба не очень разговорчивы, меня бы это вполне устроило, хотя не знаю, куда я уложил бы книги. Он прокладывал путь по коварной, забитой грузовиками дороге деловито и уверенно, и большую часть времени неотрывно смотрел прямо перед собой. Лишь время от времени я замечал, что он поглядывает по сторонам – когда лес подступал к дороге. Он возможно, смотрел, нет ли там суицидных лосей.
К нашему общему удивлению, мы доехали до города, породившего Чайковского, меньше чем за 40 минут. Судя по дорожным указателям, прежние 58 километров пути уменьшились километров на десять.
«Как это получилось?» - спросил я Сашу.
«Наверное, выпрямили дороги, засыпав сколько-то оврагов», ‑ ответил он. Или он пошутил, или строители совершили изумительный подвиг, но спорить я не стал. Я был рад, что мы не опоздали.
Воткинск тот же, но другой. Как и следовало ожидать, вместо лебедей на пруду мы увидели рыбаков, которые кое-где усеивали лёд густо, как маковые зёрнышки на булке.
Мне показалось, что набережная выглядит иначе, более опрятно. Ну да, ее заново замостили, поставили новые фонари. Но рекламные плакаты, приглашавшие посетить KFC и воспользоваться потребительским кредитом, любовно восстановленный Благовещенский собор и новые фасады домов тут и там давали понять, что это не тот город, в котором я был до этого почти десять лет назад.
«Гостиницa» на Дзержинского 20 превратилась обратно в гражданское жильё, но я, заблаговременно зайдя в Trip Advisor, нашёл подходящие для проживания в Воткинске место. Прибыв в гостиницу «Малахит» на улице Спорта, что в двух кварталах от заводоуправления, я ещё раз убедился в том, что капитализм – чудесная штука, когда тебе предоставляют услуги и обеспечивают высокое качество неравнодушные люди.
Я добрался до музея, где меня ждал тёплый приём заместителя директора, Аллы Павловны. Мы пошли на радиостанцию давать интервью, и по дороге она вероломно и ошеломительно (в моём вкусе!) устроила мне экскурсию по городу. По пути она обращала моё внимание на деревянные дома с резными наличниками, которыми славится город. До этого я и не замечал, насколько они непростые. «Видите – шестерня и треугольник? Здесь жил заводской механик. А вот другой дом: тут кисточки – значит, жил кто-то из театра или актёр». Ненавязчиво показала, как важно быть наблюдательным.
На радиостанции (она располагается в мансарде дома недалеко от улицы Ленина, конец коридора там отгорожен под радиорубку) я узнал, что интервью со мной займёт большую часть из тех двадцати минут, которые центральное руководство выделяет под ежедневную местную передачу. «Вы не будете против, если мы будем задавать вопросы на политические темы?» - спросил меня продюсер. Я охотно изложил свою точку зрения на геополитические отношения и Сноудена.
Среди почти 50 воткинцев, собравшихся в музее, чтобы вместе со мною пройтись по дороге воспоминаний, я увидел заместителя директора завода Валерия Ледванова, бывшихсотрудников отдела № 162 Андрея Протопопова, Александра Репко, Людмилу Шубину, «Маму» Нелли Печатнову, Алевтину Мищихину, водителя Николая и даже официантку из кафе «Космос» Ирину Селезневу.
Вы спросите, как собрать столько народа? Сообща помогли старые друзья: Ольга Черненко, дочь ныне покойного полковника-строителя, Ольга Елесина, бывшая сотрудница 162-го отдела и няня Макса, её племянница Наталья, чей талантливый брат Андрей отлично продвигал, а затем и задокументировал это мероприятие… и новые знакомые, например, Елена Павлова и муж ее Владимир – это друзья Черненко и Ледванова, а дочь Елены Ирина – одна из ведущих флористов города Воткинска. И, конечно же, народная молва… по-русски «сарафанное радио». Интересное идиоматическое выражение: может, оно происходит от названия крестьянского платья «сарафан»? То есть имеется в виду, что женщины болтают и обмениваются информацией во время полевых работ, когда на них такая одежда?
Моя жена Алёна настояла на том, чтобы я начал своё выступление с признания о том, что собираюсь рассказать всю правду о себе – ту правду, которую КГБ пыталось вытянуть через сопровождающих Отдела № 162 много лет назад. Я сказал, что охотно всё расскажу и отвечу на все вопросы, какими бы они ни были. В ответ на это заявление послышались смешки.
А какие разными были мои слушатели! От 8-летнего ребёнка до 87-летнего заводского ветерана. Их страстная любовь к истории и гордость за свой город проявились не только в том, что они пришли на встречу, но и в вопросах, которые они задавали в конце: Когда я был в Воткинске последний раз? Что я думаю о городе сейчас? А что сейчас делает такой-то и такой-то? В конце встречи всё смешалось, мы фотографировались, я давал автографы на книгах. Все сошлись на одном: иногда история должна повторяться.
Чтобы попасть в ресторан «Маэстро» на ужин, надо было перейти мост в северной части города. И пока мы по нему шли, мне рассказали, что как-то раз, много лет назад, в канун нового года этот мост рухнул в пруд, и город на несколько дней остался без электричества. Но нас он выдержал, и мы успешно отметили прошедшее событие, и наше веселье было нарушено лишь однажды: одна из моихрасстроенных поклонниц позвонила и попросила расшифровать то, что я неразборчиво написал на книге. Я заверил ее в том, что там написано что-то хорошее, о страсти, истории и т.д. После ужина мы с Сашей Репко и его женой Ириной пошли к ним в дом по адресу Дзержинского, 20, где когда-то была гостиница, где жили инспектора. По дороге мы постояли у бюста ныне покойного директора завода Садовникова и почтили его память.
Когда мы ностальгически сидели за столом, выпивая на посошок, нас посетили очаровательная дочка Саши Катя и большой белый с серым пушистый кот, которому очень шло его имя – Арктик. Это существо славилось враждебностью к гостям (оно явно было нерусской породы), но на этот раз удивило хозяев, быстро поддавшись присущему мне животному магнетизму. Всю оставшуюся часть поездки я вспоминал своего нового друга, освобождая свой свитер от его волос.
Мы засиделись до 3 часов ночи и до дна бутылки виски, и настало время отдать должное священной удмуртской традиции: погладить автомат. Репко достал самозарядную винтовку «Сайга» (это гражданский вариант автомата Калашникова). Мы начали вовсю позировать и имитировать стрельбу. Не помню только, проверили ли перед этим, есть ли в магазине патроны.
И вот что я узнал: винтовка Саши была лишь одной из 29 единиц оружия, легально находящихся в личном владении у граждан города Воткинска. То есть плотность оружия на голову населения составляет примерно 0,03 процента, что намного меньше американского показателя, где, по консервативной оценке, самозарядными винтовками владеет 1 процент. Вот и ещё одна сфера, в которой США значительно опережают Россию. Как бы тамни было, пристрастие мужской части рода человеческого к блеску оружейного металла и всякого рода взрывам способствует сближению всех и любых культур.
В субботу утром Ленин проводил нас со своего постамента поднятой рукой, когда мы с Сашей Одиянковым пересекли плотину и покатили к городу Чайковскому. Основатель советского государства бросался в глаза тем, что совершенно не к месту стоял перед восстановленным собором со шпилем, напоминавшим уменьшенную копию шпиля Петропавловской крепости – а он, кстати говоря, был изготовлен на Воткинском заводе.
Город ЧАЙКОВСКИЙ
Час спустя, мы приблизились к водохранилищу «Кама,» где, причаленные на зиму корабли, были сменены на горизонте подледными рыбаками, выявляющихся уже плотным пунктиром на поверхности воды под плотиной гидроэлектрической станций.
Рекламный плакат с моим лицом на мемуарах украшал вход книжного магазина на Приморском. Владелец Ольга Сергеевна сдержала обещание и предупредила читателей,что в этот день я буду скрываться за книжными полками в ее магазине.
Я провел час философствуя о литературе и жизни с местными книжными энтузиастами, из которых самыми энергичными оказались Екатерина и её подруга Аня. Катя, студентка по журнализму с интересом к Хемингуэю и Вуди Алену, попросила у меня совет: как стать хорошей писательницей. Мои наставления были ограничены избитой, но меткой фразой: читай, пиши и живи. В обмен я получил совет : что из русской литературы мне будет легче читать («Записки юного врача» Булгакова и так же «Рубашка» Гришковца). Оптимизм юношеской энегрии является эффективным противоядием цинизму среднего возраста. Только ради одной этой встречи стоило приехать на Приморский.
В восторге от того, что я только что подписал экземпляр своей книги в подарок будущей Ахматовой, Рубинной или даже Айн Рэнд , я направился через дорогу за бургером из лося в ресторан «Чайковский».
После обеда, мы поехали кратким путем прямо в Ижевск от Чайковского. Я опять подозревал что Саша предпочёл бы мотоцикл. В этот раз по практичным причинам. Он бы с лёгкостью поднял двухколесное транспортное средство и пронес бы его по грунтовой части дороги, которая была покрыта выбоинами на протяжении нескольких сотен метров. Я бы с удовольствием за ним плелся, легко перепрыгивая борозды, теперь уже имея более легкий багаж: каждый из ста экземпляров, посланных мне Издательством «Весь Мир,» нашел себе нового владельца.
Но, 4-колесное произведение немецкого инженерного искусства доставило нас в в Ижевск вовремя, и я успел на мою последнюю презентацию. Библиотека № 23 это малоизвестный и авангардный интеллектуальный центр в ведении Ирины Алмазовой. Ирина -- одна из тех скромных творческих труженниц , которые вкладывают в умы и души одновременно, создавая фундамент здорового общества. Мир выживает, и культура процветает благодаря таким людям как Ирина. В самом деле, как её фамилия подразумевает, Ирина Алмазова словно необработанный бриллиант.
Библиотека № 23 выявляла все признаки своей причудливости: батарея и трубы покрашены так что смахивают на индустриальную систему; любимые цитаты читателей; стены украшены надписями и рисунками; и компьютерная лаборатория. Пока я вещал разнообразной аудитории из 25-и ижевчаненов, один из талантливых сотрудников библиотеки нарисовал на меня карикатуру, и придал мне более лестную внешность, чем я мог бы ожидать.
В довершение мероприятия, одна из руководительниц ижевского Клуба Англоговорящих, которая, как оказалось работала с инспекторами Договора РМСД 25 лет назад, добавила расширенный комментарий к заключительной части моей презентации «Вопрос-Ответ».
После 3-х дневного марафона публичных выступлений на иностранном для меня языке, я удалился вновь на дачу на дальнем берегу озера. Несмотря на заряд протеинов от очередной порции пельменей из лосятины, моя интеллектуальная сила увядала, пока я сидел между братьями Одианковыми, слушая в стерео, и пытаясь воспринять интенсивный поток информации о литературном предательстве и лингвистическом великолепии Пушкина, исторических предпосылках распада Советского Союза во времена правления Хрущева, а также о нешироко распространенном знании о том, что Лебединное Озеро является одним из самых ранних примеров контроля массовoгo сознания. Мои лингвистические синапсы уже давно перегорели, и воспоминания о том, что произошло дальше, у меня не было. Но в 4 часа утра я уже проснулся, чтобы вовремя выехать в аэропорт.
ВОЗВРАЩАЯСЬ ДОМОЙ
Проходя через паспортный контроль в приятно украшенном аэропорту Ижевска, обернитесь и насладитесь ежедневной дозой парадокса: надпись над киоском, где продаются подарки (дьюти-не-фри), величественно провозглашает «Ижевск – Оружейная Столица России». Вы сетуете на невозможность пронести в ручной клади предлагаемые пулевые пресс-папье, ножи для открытия конвертов, и зажигалки в виде пистолета. Но посмотрите налево, и совсем рядом вы заметите надпись на кофейной стойке: переведенную на русский язык цитату из Святой Матери Терезы, которая превозносит Мир и Смирение. Поди ж ты разберись.
Никакой музыки нет, когда вы выходите из зоны ожидания, чтобы сесть на автобус до самолета, вылетающего в 7 утра-- и слава богу! Вся пышность и церемония приглушены перед ранним вылетом. Даже местная элита, либо из экономии, лио из скромности, не беспокоиться покупать билеты бизнес класса. Они присоединяются к нам в экономический класс, но легко узнаваемы по рукопожатиям, объятиям да скромным обменам визитками теми, кто ищет деловые связи. Но скромность быстро исчезает, когда мы приземляемся в Домодедово, где их принимает ВИП команда.
Да, оказывается, в маленькой провинции все-таки есть большая жизнь, и в ней предостаточно иронии.
После приятного сна вовремя двухчасового полета, обеспеченным тактичным поведением спокойного младенца в следующем ряду, я высадился в Москве. Чтобы выразить свою признательность за нешумное соседство во время полета, я предложил мамаше младенца понести ее ручную кладь до места выдачи багажа.
«Благодарю» сказала мамаша и протянула мне свою сумку.
Заканчивая печатать эту историю, и поглощая последний кусок шоколада «Сарапул» (шоколад в моем доме, где также проживает тёща, выросшая в нищете после второй мировой войны, имеет продолжительность жизни меньше, чем удмуртский лось), я клянусь, кладя одну руку на сердце, а другую на словарь (итак, я носом печатаю?), что у этой мамаши явно не было экземпляра моей книги при себе. Однако, баюкая освободившейся рукой своего младенца, она взглянула на меня и добавила: «Вы так хорошо говорите по-русски. Вы, наверное, шпион.»
Я старался не покраснеть и решил быстро сменить тему разговора. Я перевел взгляд на проснувшегося младенца. Хорошенькая головка мирно покоилась на плече матери, и ясные глаза это милого существа внимательно изучали меня с материнского плеча. Сюсюкающим голосом молодого дедушки я пролепетал: «а как тебя зовут, малютка?»
Мамаша улыбнулась и за нее ответила: «Это Алёна.»
Перевод Анатолия Филиппенко, Макс Лиффландер, Алена Лиффландер