Что делать с одеждой умершего

Джастин Лиффландер

На фото: Мэтт и бабушка Мэй

Мой отец умер пять лет назад. На протяжении своей жизни он был для нас источником множества нематериальных благ, но после его смерти мы унаследовали еще и большую проблему — его гардероб.

Мэтт работал в юридической компании и всю жизнь занимался сбором средств для Демократической партии, так что имидж имел для него большое значение. Помню, ребенком я увидел в каталоге товаров для автолюбителей хромированную бляшку в виде осла, которую можно было закрепить на капоте. Я счел ее идеальным подарком для папы и воображал, с каким энтузиазмом он установит ее на свой «кадиллак» взамен пафосной эмблемы производителя. Отец отказал мне тактично, но твердо: «Давай лучше маме на машину повесим».

Когда Мэтта не стало, мы с братом принялись разбирать его шкафы и раздумывать, как распорядиться их содержимым. Кто-то из нас в шутку предположил, что самый эффективный способ — купить у одежной сети «Брукс Бразерс» краткосрочную франшизу, объявить об открытии магазина у него дома и устроить тотальную распродажу в связи с ликвидацией.

Мне приходилось иметь дело с шопоголиками, но ни один из них и в подметки не годился моему отцу. Уж он был всем шопоголикам шопоголик! Эту черту он унаследовал от своей матери: бабушка Мэй была завсегдатаем большинства торговых центров в Вестчестере. После ее смерти мой брат отправился забирать ее машину из ремонта, и механик напутствовал новоиспеченного наследника: «Ты с ней поаккуратнее, она знает дорогу только до торгового центра и обратно!»

Увидев на обеденном столе цветастую композицию из шелковых галстуков, кожаных ремней и шерстяных свитеров, моя не по годам развитая племянница вспомнила любимый магазин Мэтта и заявила: «Как будто Неймана Маркуса стошнило…»

Галстуки, носовые платки и запонки разобрали на память папины поклонники, собравшиеся на неформальные поминки в августе того года.

Оставшаяся от близких одежда пробуждает особые чувства. Как минимум, они вызывают в памяти целый ряд картин. Как ты впервые увидел на ней этот шарфик. Как этот платочек красовался в кармане его парадного пиджака, надевавшегося только по особым случаям. Как он радовался своим новым кроссовкам, когда вы вместе гуляли по парку.

Воспоминания затрагивают и другие органы чувств и будят массу переживаний, особенно если держишь в руках вещь, которая вряд ли подвергалась стирке: например, ремень или галстук-бабочку. В ней таится чуть слышный запах любимого, частица его жизненной энергии. В голову приходит утешительная мысль: может быть, среди ворсинок сидит какой-нибудь упитанный пылевой клещ, который был лично знаком с близким тебе человеком и еще сохранил внутри себя микроскопические частички его кожи.

Это относится не только к мужской одежде. Тетя Зоя, детсадовская воспитательница на пенсии, умерла на семьдесят седьмом году жизни во время индийской вечеринки, которую устроили наши друзья. В финале действа должен был появиться слон, взятый по такому случаю напрокат. Однако экзотический гость запаздывал, и тетя Зоя решила взять удар на себя и развлечь собравшихся хоровым пением до прибытия непунктуального животного. Но не успели допеть первый куплет, как у нее отказало сердце, и тетя Зоя упала замертво прямо на сцене.

На фото: Макс в Зоиной юбке изображает клоуна в Кито

Первую годовщину смерти тети Зои мы отмечали в ее украинском доме. Ближе к концу вечера ее муж Юрий предложил всем вместе порыться у нее в шкафу. Так мой сын разжился пышной разноцветной летней юбкой, которая впоследствии пригодилась ему в ходе гуманитарной клоунской вылазки в Эквадор.

Любимой папиной одеждой были пижамы. Можно с уверенностью утверждать, что за исключением часов, проведенных в офисе на Манхэттене и в машине по дороге туда и обратно, когда отец носил костюм, большую часть времени он проводил в одной из десятка своих пижам. В пижаме он поглощал свой завтрак и утреннюю газету, в ней же валялся на диване до поздней ночи, составляя документы. Думаю, он так и засыпал в той же пижаме.

Сам я пижамы не люблю, но несколько штук из его коллекции взял. Они отлично подходят для занятий йогой — особенно шелковые из «Хэрродса». А еще у нас появилась семейная традиция: восемнадцатого сентября мы отмечаем день рождения Мэтта, и к праздничному ужину все облачаются в оставшиеся от папы пижамы.

На фото: пижамная вечеринка

Избавившись от основной массы отцовской одежды, мы оказались перед дилеммой: куда девать его почти три сотни головных уборов? Сколько я себя помню, отец всегда их коллекционировал. Особенно ему нравились форменные фуражки военных и полицейских. Благодаря этому хобби ему легко был придумать подарок на день рождения. Кроме того, это увлечение еще больше сближало его с друзьями. «Надеюсь, тебе понравится в Марокко, — говорил он. — И если тебе вдруг случайно попадется на глаза зуавская полковничья феска…»

В октябре, за несколько дней до официальной поминальной службы в нашей синагоге, мой друг Джейми пришел помочь мне вывезти вещи из дома Мэтта, который мы продали. Шляпы таращились на нас со всех полок, вешалок и крючков, словно театральные зрители, не уверенные в том, что пьеса закончится так, как они предполагают. Они верой и правдой служили родине и закону вместе со своими обладателями — некоторые из них были украшены латунными или серебряными эмблемами, на некоторых красовались золоченые ветви, указывающие на высокий ранг их хозяев, и как минимум одна была с перьями, — и теперь нам предстояло решить их дальнейшую участь.

На фото: Мэтт в советской милицейской фуражке

Мы рассортировали отцовское имущество и распихали его по коробкам и сумкам. Кляссеры с марками, пепельницы, фотографии президентов и губернаторов с их личными автографами и очаровательная подборка сувениров с Всемирной выставки 1964 года — все они обрели своих новых хозяев.

Но судьба головных уборов оставалась неопределенной. Они были важной частью земной жизни Мэтта, частью его самого. Они символизировали собой множество войн и народов, которые были предметом его изучения и подлинной страстью. Эти шляпы были привезены из разных уголков планеты, и у каждой из них была своя история: что-то подарили служившие друзья, что-то было куплено у антикваров в Портобелло, что-то досталось от подкупленных служак из стран третьего мира.

Мы с Джейми работали не покладая рук и всё думали о том, что делать с головными уборами, пока наши собственные головы не пошли кругом. Головную боль мы снимали алкоголем — в буфете обнаружилась початая бутылка виски. И на рассвете в моем воспаленном мозгу сама собой сложилась фраза, навеянная воспоминаниями о стихах детского поэта, известного как Доктор Сьюз, которые родители читали нам на ночь: «Вспомните папу — возьмите шляпу!» 

Вот оно — абсолютно логичное решение. Мы раздадим головные уборы после поминальной службы с условием, чтобы никто не брал себе то, что сам когда-то дарил Мэтту.

Я переживал, что раввин не разрешит устраивать в храме выставку шляп, но моя вера в то, что иудаизм — это религия радости, которой не свойственно относиться ко всему чересчур серьезно, не была посрамлена. Со дня смерти Мэтта прошло уже больше двух месяцев, горе улеглось, и раввин счел нашу затею отличным способом почтить память отца.

На фото: Джон, Джастин и Джейми после поминальной службы в октябре 2013 года

Мы с Джейми упаковали коллекцию в шесть мусорных мешков и отволокли их в синагогу. Оставили только эсэсовскую фуражку с изображенными на ней черепом и костями — нам казалось немыслимым принести такую вещь в священное для евреев место.

После службы собравшиеся окружили заваленные шляпами столы, показывая свои подарки и выбирая сувениры для себя. Отходя от стола в обновках, они улыбались и вспоминали разные случаи из жизни, связанные с Мэттом. Банкиры, юристы, политики, титаны рынка недвижимости — все стояли в дурацких головных уборах и говорили о нашем папе. В общем, Мэтта мы помянули от души.

На фото: пилотка

К концу дня на столах осталось всего лишь несколько ничем не примечательных пилоток (кстати, Мэтт в свое время рассказал мне, как называют их американские военные, но это слово, увы, непечатное).

Когда мы уже собирались уходить, раввин подошел ко мне. На лице его отражалась смесь любопытства с решимостью.

— Мне казалось, у Мэтта была фашистская фуражка. Куда она делась?

— Она напоминает о фашистских зверствах, так что я не решился принести ее в синагогу и оставил в пакете дома у брата.

— Можно, я возьму ее себе?

— Разумеется, — пролепетал я, не в силах вообразить, зачем раввину, в чьей общине имелось несколько людей, переживших холокост, этот страшный сувенир.

Он заметил мое изумление.

— Это материальная связь с ужасами тех времен, — пояснил раввин. — Я хочу показать ее ученикам воскресной школы. Чтобы дети помнили.

В этом весь смысл. Чтобы помнили…